Tag: Воспоминание 3

192. первое время они делали привалы. они не уставали, и привалы не были им нужны, но путник, чьего имени Лабиринт не знает, отказывался это принять. ему требовался знакомый ритм и знакомые тяготы. он не мог вместить в себя мысль, что силы могут браться просто так.

Амадин смеялся и не спорил. на ненужных привалах он рисовал или рассказывал про дальние углы Лабиринта.

— …тысяча километров тумана по колено. это не преувеличение! я взял верёвку и замерил — ну, замерял, пока мне не надоело…

— у тебя была верёвка длиной в тысячу километров? — усмехается второй путник.

но ему не смешно. он с трудом фокусируется на щебетании Амадина. все его силы уходят на то, чтобы не слышать себя.

(заявлять действия в воспоминаниях нельзя.)

193. в какой-то момент Амадин отвлекается, и второй путник уходит.

он не устал, но идёт с трудом. он молча бормочет стихи и разговаривает о непонятном, чтобы не знать себя. Лабиринту не нравится это сопротивление, но в конечном итоге оно неважно. второй путник не прорастает как другие, прозрачные; со своими стихами и упражнениями он больше похож на скорлупу моллюска, куда сумрак Лабиринта может затечь лишь через щели. но и это тоже прорастание. пусть вслепую — оно неизбежно как жизнь.

завернув в изгиб, где Амадин не увидит, второй путник падает на колени, расстёгивает куртку и смотрит на себя. свидетельство того, что Лабиринт всё равно в него проникает, неоспоримо.

он рычит от злости.

вытащив из кармана зуб, второй путник втыкает его в свой смысл. и кусает, кусает, кусает, отдирая куски, пытаясь вернуть себе изначальную форму. он отказывается признавать, что живое не бывает непреложно.

(заявлять действия в воспоминаниях нельзя.)

194. второй путник уже много раз отгрызал от себя внешние отростки смысла. но с каждым разом они прорастают всё сильнее, быстрее, крепче. он больше не может бороться.

Лабиринт с удовольствием готовится надломить его скорлупу. но —

— поднявшись, второй путник бредёт не к Амадину, а к мимноге.

мимнога — это простой и давний обитатель. она много висит и много сосёт. путники недавно её миновали, и Амадин предупредил второго, что мимнога очень опасна. она полностью усасывает тех, кто подходит к ней слишком близко.

возможно, второй путник хочет прервать себя, подозревает Лабиринт. порой это с ними случается. прозрачных Лабиринт может не отпустить, но этого не получится. второй путник смотрит на мимногу.

запрокидывает голову и подставляет ей грудь.

(заявлять действия в воспоминаниях нельзя.)

195. второй путник использует зуб, чтобы облегчить мимноге доступ к сердцу. его движения чрезмерны и неловки. мимнога никогда прежде не усасывала чужие сердца, это вкусно и полнокровно, она в восторге. её восторг искрится по венам Лабиринта, и тот замирает.

мимноге так хорошо, что она почти не сопротивляется, когда второй путник отковыривается от неё зубом. вяло почавкивая челюстями, она повисает. она будет мусолить его сердце ещё много эпох.

второй путник падает на пол.

он пуст.

и теперь подлинно непрозрачен, ведь в нём больше нечего видеть.

(заявлять действия в воспоминаниях нельзя.)

196. второй путник вернётся к Амадину спустя много эпох. это самое долгое их расставание. до возвращения он в чём-то хотел убедиться внутри себя, но теперь Лабиринт даже теоретически не в силах постигнуть, в чём, потому что второй путник стал полностью непроницаем, в нём нечего больше увидеть.

он долго не пускал Лабиринт в себя. он использовал ловушки и трюки в сердце и голове. но Лабиринт текуч. и когда неизбежное начало происходить, второй путник отдал свой смысл мимноге, оставив вместо него лишь чёрную дыру.

Лабиринт не понимает, зачем. не понимает, что он теперь такое.

когда второй путник снова встречается с Амадином, тот не замечает изменений. он беспечно расспрашивает друга о его приключениях и рассказывает о своих. и они продолжают путь.