— «что такое небо?» «сколько будет дважды два?» — Саари опять устало трёт лоб. — я не могу понять, продолжаешь ты издеваться или… на самом деле.
— когда я пришёл в себя, слово «мжирь» — почти единственное, что я помнил. и до сих пор не понимаю, что это такое. вполне возможно, это что-то очень простое, но я уже сколько пытаюсь тебе втолковать — я не понимаю даже простого!
— значит, всё-таки Мжирь — то единственное, что в конечном итоге тебя волнует. я не удивлена. — она долго смотрит на вас, потом дёргает подбородком и втыкает иглу обратно в макушку. — хорошо. я расскажу тебе, кто такая Мжирь. после того, как ты выяснишь, что стало с Германом.
— ты уже сказала, что она «кто», а не «что»! — радуетесь своей наблюдательности вы. — а сейчас ты больше совсем ничего не скажешь?
она что-то взвешивает — долго, несмотря на ворчание за стенами. как будто лучше вам не знать, что такое небо и сколько будет дважды два. но в конечном итоге Саари сдаётся:
— ладно. то, что тебе всё равно скажут в справочной: Мжирь создала Лабиринт. в каком-то смысле Мжирь и есть Лабиринт. это версия для самых маленьких. хочешь больше? узнай и расскажи мне, что стало с Германом.
вам кажется, что вы чувствуете лёгкую вибрацию пола. что же делать?
голосование было таким: ? — согласиться помочь Саари, ? — согласиться с большим энтузиазмом, ? — согласиться с большим энтузиазмом и в танце.
вы решаете согласиться с большим энтузиазмом и в танце!
вы решаете согласиться с большим энтузиазмом и в танце!
ваше тело невольно закручивается в жест энтузиазма. ещё недавно Саари в вас сомневалась, и вот вы уже команда!
— хватит, — рявкает она. — хватит глумиться!
вы смущённо прерываетесь. это первый раз, когда кому-то не понравился ваш танец.
— я просто хотел сказать, — бормочете вы, — что я очень рад тебе помочь. и я помогу и без условий! я всем помогаю: Проходите Степановичу, Последней свинье, зыскани, клыцу… — вы задумываетесь. — но мне будет проще начать, если ты хоть что-нибудь расскажешь про Германа.
— Герман — администратор лабиринта. изобретатель. гений. и самый лучший человек в мире.
— очень приятно знать, что он такой замечательный человек, — осторожно отвечаете вы. — но мне бы больше помогла какая-нибудь информация о том, что он делал.
— я НЕ ЗНАЮ, что он делал! — взрывается Саари. — я не всё видела. я не всё понимала. и в последнее время он… стал где-то пропадать.
— так, может, он и сейчас где-то пропал? сам, без моего участия?
— ты видел своё лицо?! обычно когда кто-то напяливает чужую голову, это значит, что он… он… — она с трудом берёт себя в руки. — но мы в Лабиринте. я не могу полностью исключать, что он снова меня обманывает. что на тебе идентичная маска, или ты его отражение, или ещё что-то. если бы я могла это полностью исключить, мы бы не разговаривали. ты ведь не думаешь, что здесь в самом деле нет ХХХ и ХХХХХХ? если бы я была уверена, что виноват ты, я бы нашла способ поквитаться! любой ценой! но я не уверена. — она обрывает себя. — следов нет. после того момента, как Герман якобы ушёл в Зону спокойствия, мнемоскопы его не видели. конечно, я не могу управлять тем, что они мне покажут… — она медленно выдыхает и смотрит в сторону. — я знаю, что ты такое. вполне возможно, что, отпуская тебя живым, я обрекаю весь Лабиринт. но у меня нет других зацепок. либо ты вспомнишь, что сделал с Германом, либо знаешь и так и назовёшь свою цену. игра так игра. твой ход.
пол под вами отчётливо подрагивает.
вы решаете попросить показать вам Зону спокойствия на карте.
вы решаете попросить показать вам Зону спокойствия на карте.
— на этом обрывке нет и сотой части Лабиринта, — морщится Саари. — Зона спокойствия очень далеко. и Германа там не было.
— тогда покажи, где кабинет, — требуете вы. и даже удивляетесь себе: раньше вы, кажется, не звучали так решительно.
— уже показывала. — на ваше недоумение она опять усмехается. — давно. только карта тогда была намного больше. — она тыкает пальцем в кружок, рядом с которым стоят восклицательные знаки.
— мы встречались раньше?
— мельком.
по тону понятно, что она не собирается вдаваться в детали. Саари снова нервно оглядывается. ворчание уже столь громко, что почти перекрывает ваши голоса.
— я начну поиски с кабинета. ты ведь собираешься туда же, верно? мы могли бы пойти вместе. так было бы быстрее и удобнее.
её лицо опять каменеет.
— не могли бы.
она возвращает вам карту и записки и разворачивается.
— просто позвони… — начинает Саари, но осекается. коротко подумав, она зачёрпывает золотку из мнемоскопа. потом открывает конструкцию у себя на руке, загружает золотку туда, чем-то щёлкает, нажимает — и начинает вытягивать из носика золотистую проволоку. из проволоки она ловко сплетает треугольник с листиками — этот символ вы уже видели на плаще, телефонах, глазах и так далее. закалывает плетение Саари какой-то пипкой, которую тоже извлекает из устройства на руке.
от ворчания по стене ползут трещины.
— это путеводник, — протягивает она плетение вам, в который раз морщась от каких-то своих мыслей, которых вы не понимаете. — по нему я тебя найду. захочешь меня позвать — нажми в середину.
— он запитан не от благодати, — подмечаете вы.
— нет. не от благодати. — Саари разворачивается, теперь уже окончательно. — если ты выбросишь путеводник, я всё равно тебя найду. и буду подготовлена лучше. всё в твоих руках.
в ваших руках — путеводник. он очень тёплый: видимо, золотка от превращения в проволоку снова разогрелась. это тепло совсем не похоже на живое тепло благодати, оно механическое, но почему-то вы непроизвольно прижимаете его к груди. вам очень приятно получить подарок от Саари. раньше вам никто ничего не дарил.
на прощание она кидает в вашу сторону последний взгляд, и вы готовы поклясться, что сумели поселить в её сердце сомнение на свой счёт.
но потом вы зачем-то вспоминаете, что и у Амадина тоже так было.
Итак, вы начали понемногу осваиваться в лабиринте, знакомиться с его устройствами и помогать обитателям, но про себя поняли только то, что вы человек. Но почему у вас нет сердца? Как сломана голова? Кем вы были и что делали раньше?
Вы решили не ходить в центр, пока не разберётесь с собой. Для этого вы позвонили администратору, у которого якобы три тысячи голов, и хотели спросить, как ему это удалось. Наверняка такой эксперт по головам сумел бы объяснить что-то и про вашу.
Но вместо администратора вам ответила некая женщина. Про головы она ничего не сказала, зато назвала вас Германом и велела ждать её недалеко от телефона. Это был первый раз, когда кто-то назвал вас по имени! Вас это очень взволновало! Но вы не были уверены, правда ли вы Герман — или она обозналась. В любом случае, оставалось только ждать её.
В ожидании женщины из телефона вы немного прогулялись по коридору — глаз на стене без колебаний вас пропустил.
В коридоре грозный клыц пытался захватить территорию и цекал на нежную зыскань. Вы приветливо обняли клыца, он тоже обнял вас в ответ, да так интенсивно, что вам разонравилось думать о чём бы то ни было, кроме своей руки, и весь мир вокруг стал нечётким и неинтересным. «РУКА РУКА РУКА» — вот что волновало вас в тот момент.
В этом странном состоянии вы нащупали в голове мешочек, в котором, кажется, кто-то сидел (вполне возможно, что это были вы сами). Слишком активно ковырять мешочек вы не стали. Обитатель мешочка строго велел вам перевязать руку, что вы и сделали. Придя в себя, вы осознали, что успели обнять клыца ещё крепче — о стену, — и теперь он лежал спокойно.
Эта встреча с клыцем многому вас научила. Вы узнали о новом переживании: интенсивном добре, во время которого сложно думать о чём-то другом. Оно будет вам периодически вспоминаться.
Вы красиво замотали клыца тряпочкой, оторванной от штанов. Как свою руку. Чтобы ему не было завидно, что у вас есть бантик, а у него нет.
В обмен на сапог свиного сока зыскань подала вам с верхней полки единицу благодати. А задумчивого клыца вы отнесли в свиноотжим, где он с неожиданным энтузиазмом воспринял аппарат и поселился там. Так вы подарили клыцу новую территорию, а станку — новое содержание.
С единицей же благодати вы вернулись к мнемоскопу и посмотрели ещё одно воспоминание лабиринта.
В этой истории вы увидели нового человека, прежде вам незнакомого: чёрную-внутри путницу Саари. Она беседовала у кабинета 47 с вашим другом Амадином. Вы почувствовали, что Лабиринт не любит Саари, но терпит, потому что её защищают изобретения администратора. В самом же воспоминании Саари пыталась убедить Амадина, что тот не должен доверять своему спутнику, потому что о его целях никто ничего не знает, а она, Саари, чует его недобрые замыслы.
Неужели этот второй путник — правда вы? У него такие же штаны, сумка и шрам на груди, как у вас, но совсем другая голова и манеры. И он оставил в кабинете какую-то тайну.
Под видом бинтов Саари подложила Амадину иглу из своей головы и записку с предостережением. Именно эту записку вы нашли в сапоге прохладного друга, когда пришли в себя. Он прочитал записку, внял Саари и тоже начал вас подозревать. Но что из-за этого случилось? Вы не знаете.
Когда воспоминание закончилось, вы обнаружили, что Саари стоит рядом. Именно она была женщиной из телефона.
Сперва она опять приняла вас за Германа, но когда увидела шрам, то перестала так думать. Вы попытались познакомиться с Саари, представиться ей и рассказать о своих достижениях, но она не стала слушать, а вместо этого захотела с вами потанцевать. Парные танцы вам очень понравились! Правда, Саари танцевала неаккуратно и постоянно норовила задеть вас иглой. От одного особо экспрессивного па у неё слетело украшение с ноги.
Она повторяла и повторяла: «Что ты сделал с Германом?» — а вы повторяли и повторяли, что можете рассказать, что сделали с Последний свиньёй или Проходите Степановичем, но про Германа ничего не знаете. Вы бы ещё долго с ней препирались, но тут в Лабиринте раздалось странное громкое ворчание.
Она как будто нарочно решила вам не верить и все ваши слова выворачивала так, будто вы всё помните и знаете, а над ней издеваетесь специально и врёте! Вы не знали, почему, и стеснялись спросить. Вы поняли только, что Саари потеряла Германа и очень переживает, вы «напялили голову Германа», но что это значит, она не уточнила. Как и то, почему она связывает вас с исчезновением Германа. Зато она сказала, что Герман и есть администратор Лабиринта.
В любом случае, из-за ворчания Саари устала танцевать и согласилась «поиграть в вашу игру» (очень лестно, но на самом деле эту игру она придумала сама). Правила такие: вы узнаёте, что стало с Германом, а она в обмен расскажет вам, кто такая Мжирь. В качестве задатка она сразу сказала, что Мжирь — это создательница Лабиринта.
Эта игра вам очень понравилась. На прощание Саари подарила вам путеводник — устройство из золотковой проволоки, по которому она сможет вас найти. Было крайне приятно получить такой подарок!
В общем, теперь у вас есть возможность помочь с Саари с чем-то, что ей правда важно, а попутно ещё и разобраться в поломке своей головы. Всё сложилось отлично!
вы стоите в полутёмном коридоре. штаны на вас укороченные, а рюкзак натирает. вы пахнете пылью. вы не помните, как вас зовут, но помните, что у вас есть очень важная золотая ракушка.
ещё вы помните странное слово «Мжирь». теперь вам известно, что это имя создательницы Лабиринта, где вы находитесь. но почему, только придя в себя, вы сразу о ней подумали? это пока неясно.
ещё вы знаете, что раньше были очень решительным человеком, который шёл в центр, но при этом не сказал никому ни имя своё, ни цель. ваш спутник, Амадин, не придавал этому значения, но другая путница в Лабиринте, Саари, подозревала тёмные умыслы. но правда ли они были? как это понять? и что с вами стало?
у вас нет сердца и сломана голова. Саари сказала, что вы «напялили голову Германа», администратора Лабиринта и её друга. это объясняет поломку, но не объясняет, кто и что вы такое. если у вас голова Германа, вы — Герман? вы себя им не чувствуете. и что со всеми остальными частями Германа?
это вы пообещали выяснить.
вы расстались с Саари, когда она поспешила прочь из-за громкого ворчания в Лабиринте. сейчас оно уходит вслед за ней, постепенно утихая за поворотами. вы снова остаётесь в коридоре, где тихо, но не глухо, прохладно, но не холодно, сухо, но не першит в горле, а полумрак позволяет разглядеть очертания объектов, но не утомляет глаза.
вы решаете оставить Саари голосовое сообщение через справочную.
вы решаете оставить Саари голосовое сообщение через справочную.
сеть как раз успела отдохнуть, так что вы можете позвонить.
— мн-да? — спрашивает знакомый чуть гнусавый голос. в справочной, к сожалению, не знают, что такое голосовые сообщения, но вы воодушевлённо объясняете идею: вы сейчас скажете фразу, а когда Саари в следующий раз им позвонит, вместо обычного ответа надо будет зачитать это сообщение. так её настигнет весточка от вас — неожиданно и приятно!
— думаю, я мн-огу это сделать, — неуверенно соглашаются в справочной. потоптавшись немного, подбирая слова, вы оставляете такое сообщение: «привет! как дела? я соскучился! Вокл». вам подтверждают, что когда Саари в следующий раз позвонит, ей это передадут.
вы вешаете трубку с чувством глубочайшего удовлетворения.
вы впервые заметили, что поверх звезды на диске выгравирован портрет очень красивой птицы. она хрупкая и спит. сама гравировка простая, но почему-то от неё у вас замирает в горле. вы проводите по рисунку пальцами и почти ощущаете на них лёгкое дыхание.
кто-то вложил в эту гравировку много труда.
интересно, почему он не вложил в диск цифры больше семи?
ваш взгляд падает на собственную руку, и вы вспоминаете, что до появления Саари начали разматывать бинт.
вы не знаете, что ожидали под ним увидеть. может, следы от прошлой встречи с клыцем. или многолетние шрамы, как на ногах. но видите вы цифры: 99591. они не написаны, а как будто процарапаны — прорезаны, — поэтому почерк не оценить. цифры относительно свежие.
при взгляде на них вас почему-то продирает холод, будто на загривок плеснули стакан воды. вам хочется замотать бинт обратно.
на диске нет девяток, зато есть шестёрки. может, вы просто не с той стороны смотрите на номер? если его перевернуть, получится 16566, а это набрать можно.
увы, ничего не происходит. в трубке просто тишина.
вы сбрасываете и набираете 016-566 — до сих пор все местные номера были из шести цифр и начинались с нуля. после шестой цифры вы слышите вздох и негромкий сухой щелчок. сеть устала от голосового сообщения для Саари и сбросила ваш звонок.
немного обидно, что ваша остроумная идея не сработала, но кое-что вы всё-таки узнали: пятизначное число — не номер телефона, иначе его бы сеть тоже сбросила. а она просто промолчала.
вы снова смотрите на руку. вы почему-то уверены, что это всё-таки не шестёрки, а девятки. слишком неестественно и некрасиво нужно вывернуть локоть, чтобы увидеть шестёрки.
почему-то вам кажется, что так будет лучше. что, если на телефоне нет девяток, потому что в Лабиринте неприлично их показывать? лучше их спрятать, пока не разберётесь. очень неловко было бы кого-нибудь обидеть по незнанию.
когда вы были откровенным с Саари, она только сильнее вам не верила. так что лучше спрятать. как клыца в свиноотжиме. как имя от Лабиринта. если будет уместно и вежливо, вы ведь всегда можете размотать и показать.
вы подбираете всё, что осталось от украшения Саари. это была плоская круглая коробочка из золотки, наполненная какой-то чепухой: проводочками, закорючками, шариками, фантиками и лентами с крошечными зубчиками. вы совершенно не в состоянии понять, как это всё крепилось воедино. похоже, никак — всё это добро будто было просто насыпано в коробочку и разлетелось, когда она лопнула.
вы добросовестно складываете в сумку все мелкие закорючки, которые вам удаётся найти.
кажется, вы готовы идти дальше. вы обещали Саари выяснить, что стало с Германом, и поиски разумно начать в кабинете 47. он дальше по коридору, и если верить карте, до него недалеко. разве что вы захотите сделать перед уходом что-то ещё?
в кабинет 47 — это дальше по коридору, тем же маршрутом, которым убежала Саари. глаз снова пропускает вас без затруднений.
— почему вы отказались сделать Саари новое украшение? — спрашиваете вы маломеров.
— ВНУТРИ-ЧЁРНАЯ! ВНУТРИ-ЧЁРНАЯ! ЧЁРНАЯ-ВНУТРИ!!
— это я понял. но разве добро и красота существуют не для всех? и чёрных, и белых, и красных, и внутри, и снаружи!
— ЧЁРНАЯ, — повторяет один из маломеров.
— ВНУТРИ, — разъясняет второй.
— нет. так неправильно, — строго говорите вы. — так нельзя. даже если вам в человеке что-то не нравится, ему всё равно надо помогать. и делиться с ним хорошим. а чернота есть в любом.
вы идёте дальше, но как будто с какой-то неправильной скоростью. ощущение, будто вы сделали шаг, а прошло полтора месяца. задумались, наверное. а ведь вам нужно вперёд, в кабинет 47, где вы обещали поискать следы Германа.
но просто пройти не получится: путь преграждает кто-то большой. он сопит, постанывает и заполняет собой весь коридор, который здесь сужается.
Саари убегала в этом же направлении, но её следов не видно. как она обогнула преграду? непонятно.
он поглаживает тонкое металлическое устройство у себя в груди. то действительно похрапывает при движении.
вблизи вы чувствуете, что Несущественно пахнет… ногами. вам даже как-то неловко становится от этого наблюдения. хотя, в сущности, в ногах нет ничего дурного.
— рад познакомиться. к сожалению, вынужден вас потревожить. мне очень надо пройти дальше, а вы стоите… лежите у меня на пути.
— это мне… ах… очень надо пройти дальше, — обижается Несущественно. — это вы стоите у меня на пути. ах… это я вас вынужден потревожить.
раз Несущественно пахнет ногами — может, он ботинок? вы решаете поискать в нём свою золотую ракушку.
раз Несущественно пахнет ногами — может, он ботинок? вы решаете поискать в нём свою золотую ракушку.
…нет, это неразумно. когда вы только пришли в себя, вас тянуло искать ракушку в ботинках, потому что в прошлой жизни вы прятали в них ценные вещи. это ваша старая привычка. она не значит, что во всех ботинках Лабиринта лежит что-то полезное.
— вы не видели где-нибудь в Лабиринте мою золотую ракушку? — спрашиваете вы на всякий случай.
— как она выглядит?
— она… золотая. и закручивается. — вы понимаете, что не знаете точно, как она выглядит. — и она у меня.
— а спасти мир она может?
— не знаю, — отводите глаза вы. — не уверен.
вы хотите что-то спросить, но из головы не выходит: так золотая ракушка может спасти мир?
вы хотите что-то спросить, но из головы не выходит: так золотая ракушка может спасти мир?
не выходит из головы. ничего не выходит. ничего не выходит. милый друг, ничего у тебя не выйдет — слишком крепко пришито. можешь теперь дёргаться сколько хочешь.
мир не спасти. не спасти. н е с п а с т и. не с пасти слюна капает, а с сердца. а она хохочет, для неё всё игрушки. ты игрушечный, а если захочешь по-серьёзному, то вот, любуйся. это всё одна большая ловушка.
может ли золотая ракушка спасти мир? ха-ха-ха, какой хороший вопрос. как сладко тянет от него в груди. не задавай его себе.
у вас в голове есть мешочек, вы нашли его при встрече с клыцем. может, тот, кто внутри, знает ответ? вы бережно касаетесь мешочка.
на секунду вы понимаете, каково это — сидеть в мешке. темно. тесно. руки прижаты к телу так, что невозможно почесать плечо. невозможно проползти ни назад, ни вперёд. грудь вынуждена бороться за каждый вдох. каждый вдох тянется секунду. каждая секунда тянется полтора месяца.
дыхания хватает только на то, чтобы не забыться. а лучше бы не хватало. потому что когда придушенная мешком тень или шум всё-таки добираются до него и он непроизвольно дёргается, этот слабоумный начинает ковыряться в себе. а он не может остановить. он не может даже почесать плечо.
вы как ошпаренный выскакиваете из собственных мыслей. бррр. нет уж, в мешочек стоит заглядывать только при крайней необходимости. с золотой ракушкой вы разберётесь как-нибудь сами.
вы решаете спросить Несущественно, а от чего вообще нужно спасать мир.
вы решаете спросить Несущественно, а от чего вообще нужно спасать мир.
— а от чего не нужно? — фыркает он. — ХХХХХ. ХХХХ. ХХХХХХХХХ. ХХХ. голод. бесконечные и бессмысленные ХХХХХХ… всю историю человечество… ах… принимало всё это как неизбежную часть бытия. но почему, собственно, мы должны с ней смиряться? ведь в конечном итоге все эти ХХХХХХХХХ сводимы к вопросу ресурсов. если найти способ производить ресурсы в избытке, то все мировые проблемы станут принципиально решаемы. не за что станет ХХХХХХХ и ХХХХХХХ…
вы поняли в его речи не всё.
— а несчастная любовь? — спрашиваете вы. — мне кажется, если ты кого-то любишь, а он тебя нет, то никакой избыток ресурсов с этим не поможет.
— обывательские частности, — морщится Несущественно. — заусенцы, конечно, останутся. но я же говорю про исправление… ах… глобальных системных проблем. согласитесь, даже несчастная любовь лучше, когда есть крыша над головой и ничего не болит. и я знаю, как этого добиться. вечный храповик способен производить бесконечную энергию. нужно только извлечь её из динамической системы… а до этого мне осталась… аххх… сущая мелочь.
— какая?
— мне нужно как можно быстрее дойти до центра.
вы решаете прижаться к стене, чтобы Несущественно смог пройти к центру.
вы решаете прижаться к стене, чтобы Несущественно смог пройти к центру.
бесконечная энергия — это хорошо. когда просыпаешься с утра, а энергии совсем нет, очень тяжко потом делать дела. видимо, храповик Несущественно научит всех храпеть так, чтобы подобного не случалось.
вы прижимаетесь к стене. Несущественно кочевряжится и постанывает, пытаясь продвинуться вперёд, но стены не отпускают его бока. он накрепко застрял в сужении коридора.
— да чтоб вас… разобрали… отойдите же нормально! — почти кричит он, хотя вы ему не мешаете. — как такое может быть? осталось всего ничего! я могу сделать столько добра, вот же оно, я не понимаю…
вы не уверены, что Несущественно способен добраться до центра. даже если ему удастся преодолеть это сужение, совсем рядом за вашей спиной — треугольная дверь, в которую он точно не пролезет.
вы решаете попросить маломеров исправить коридор, чтобы Несущественно смог пролезть.
